Украинские партизаны (и те, и эти)

У awas1952 нашел:

В связи с острой полемикой у varjag_2007 и её продолжением у меня вспомнились некоторые исторические подробности, случившиеся лет через десять после последнего в СССР голода, сопровождавшегося действительно массовой смертностью.

Как известно, Украина была в ходе Великой Отечественной войны оккупирована немцами (заметную часть Новороссии — включая мою родную Одессу — оккупировали ещё и румыны, но фактически главную роль и там играли всё те же немцы). Казалось бы, население республики, ещё в полной мере помнящее легендарный Голодомор, должно было довольно дружно выступить на стороне освободителей от проклятого ига кровожадных комиссаров.

Но среди населения Украины доля полицаев, старост и прочих коллаборантов была не больше, нежели в Белоруссии или оккупированной части остальной России. Даже известные фотографии торжественных — с хлебом-солью, цветами, плакатами — встреч доблестных германских воинов-освободителей сделаны в основном не на Украине, а в Галичине и Волыни.

Зато и активность антиоккупационного партизанского движения на Украине была не меньше, чем в других частях России, включая Белоруссию (естественно, с поправкой на местные географические условия: в степях центра Украины партизанам немногим проще укрываться, нежели в горах русского в ту пору Крыма, зато Украинское Полесье было насыщено народными бойцами не меньше Белорусского). Причём партизаны были в основном местными жителями. Причём не только рядовые, но и командный состав. Хотя многие отряды организованы вокруг воинских частей, оказавшихся в окружении, или диверсионных групп, переброшенных с Большой Земли, но создатель и руководитель крупнейшего отряда Сидор Артемьевич Ковпак — местный: до войны — председатель председатель исполнительного комитета Путивльского (Сумской области Украинской ССР) городского совета. Да и его помощник, а затем и преемник Пётр Петрович Вершигора — тоже украинец по всем критериям, коими нынче принято отделять украинцев от остальных русских, и тоже не профессиональный подпольный воин: до войны — актёр и режиссёр Киевской киностудии.

Зато Галичина и Волынь почти не дали антигитлеровских партизан. Разве что Василий Дмитриевич Боровец попытался как-то противодействовать немцам — но не нашёл поддержки у своих единомышленников по национализму, так что вскоре фактически свернул деятельность своих боевиков, сведя её к самоснабжению (в том числе и путём грабежей оккупационных складов — что сейчас велено именовать героической борьбой с оккупантами). А уж другие вожди националистов и подавно открыто сотрудничали с завоевателями.

Правда, Степан Андреевич Бандера после провозглашения акта создания союзного Германии украинского государства — чем фактически денонсировал четвёртый универсал Центрального Совета, 1918.01.22 провозгласивший (под шумок российской революции) независимость южной части России от революционного центра — был посажен в концлагерь. Его последователи считают это доказательством его антигерманской позиции, хотя реально он пребывал в довольно комфортабельной — хотя и охраняемой — гостинице вместе со множеством других политиков, стратегически необходимых руководству национальной социалистической немецкой рабочей партии, но разошедшихся с ним в каких-то тактических вопросах: Германия летом 1941-го нуждалась не в союзниках, а в колониях.

А уж ближайший сподвижник Бандеры Роман Иосифович Шухевич и подавно никогда не порывал с немцами. Сперва он в качестве капитана (по немецки — hauptmann –главный человек; отсюда в польском языке, а через него и в русском — включая украинский диалект — звание “гетман”) военной разведки (abwehr — защита) вооружённых сил Германии стал помощником командира разведывательно-диверсионного батальона Nachtigal (соловей), сформированного из галичан. Затем — когда зверства “соловьёв” в свежезахваченном Львове вызвали негодование армейского командования — личный состав батальона перешёл в ведение СС и прошёл в белорусских лесах переподготовку по части противопартизанской борьбы. К концу 1942-го все антипартизанские формирования галицкого происхождения, перенявшие у боевиков Боровца название “украинская повстанческая армия”, оказались под командованием Шухевича и оставались подчинены ему вплоть до его гибели при попытке оказания сопротивления аресту советскими антитеррористами. Не зря нынешний президент Украины Виктор Андреевич Ющенко удостоил Шухевича звания “Герой Украины”.

“Украинские повстанцы” боролись (хотя и без особого успеха — побеждая разве что при нападениях из засады с многократным перевесом в силах) с партизанами, успешно истребляли мирных крестьян — опору партизанского движения — в Белоруссии (вспомните хотя бы деревню Хатынь!) и на Украине, заодно истребили многие десятки тысяч поляков не только на территориях, вошедших 1939.09.17 в состав СССР, но и на собственно польских землях. При охоте на мирных людей проявляли выдающуюся изобретательность в пытках (что само по себе не удивительно: садизм по отношению к жертвам — не только сильнодействующее средство психологического давления на всё население, но и инструмент доведения собственных бойцов до нужного градуса озверения). Зато с немцами сталкивались лишь изредка — при взаимных ошибках опознания да при попытках самоснабжения провиантом, уже захваченным оккупантами. Поиск во всех архивах германских вооружённых сил и спецслужб, проведенный в ответ на неоднократные официальные просьбы украинских идеологов и руководителей, выявил всего 2-3 случая смерти (и менее десятка случаев ранения) немцев в случайных перестрелках с бойцами УПА.

Украинские же партизаны боролись с немцами упорно, разнообразно, изобретательно. Их подвиги достаточно подробно документированы, так что напомню лишь общие немецкие потери от партизан: сотни тысяч человек и — главное! — резко затруднённое снабжение фронта из-за систематических партизанских ударов по железным дорогам и автотранспортным обозам, что в свою очередь изрядно способствовало успехам Красной Армии.

Откуда же такая разница между “Украинской Повстанческой Армией”, действующей под чутким идейным руководством “Организации Украинских Националистов”, и украинскими партизанами, руководимыми Всесоюзной Коммунистической Партией (большевиков)? Почему жители республики, всего десятью годами ранее испытавшей жесточайший голод, поддержали тех, кто в этом голоде якобы повинен, а многие жители земель, вроде бы оставшихся в стороне от Голодомора, воевали против своих же сородичей?

Да потому, что никакие они не сородичи. И в их официальных названиях должно было стоять не “украинский”, а “галицкий”.

Всякий, кто хоть немного знаком с культурным и диалектным многообразием русского народа, прекрасно понимает: украинцы (как и белорусы) — столь же своеобразная и столь же неотъемлемая часть русских, как куряне и архангелогородцы, смоляки и пермяки… А вот галичане отличаются от украинцев несравненно больше, чем украинцы от остальных русских.

Существуют даже данные генетических исследований, по которым украинцы практически неотличимы от остальных русских, а галичане куда ближе к венграм и румынам, чем к украинцам. Но в этих исследованиях разброс показателей внутри каждого из обследованных регионов сопоставим с самыми крупными межрегиональными различиями, так что надёжной опоры они не образуют. А вот этнокультурные и исторические данные неоспоримы.

Идею украинцев как самостоятельной — отличной от остальных русских — нации выдвинули поляки в пору борьбы с Россией за власть над югом Руси, попавшим вскоре после батыева нашествия под власть Жечи Посполитей (rzecz pospolita — дословный перевод латинского res publica — дело общее). Особо усилилась пропаганда раскола после подавления польского мятежа1863-го года. При всех красивых лозунгах экономическая суть этого бунтабыла проста и очевидна. В 1861-м Россия отменила крепостное право. В Царстве Польском оно с незапамятных времён было куда жёстче, нежели собственно в России (где ещё с момента завершения Смутного Времени приходилось заботиться о приращении населения, а посему некоторые особо свирепые формы крепостничества преследовались и обычаем, и даже законом — вспомните судьбу печально памятной Дарьи Николаевны Салтыковой). Даже те недворяне, коим посчастливилось выбыть из крепостной зависимости или даже вовсе не попадать в неё, обладали в Польше куда меньшими реальными правами, нежели в России. Соответственно польские дворяне отнеслись к потере своего говорящего имущества куда жёстче российских. Отсюда и мятеж. Но отсюда же и его судьба. Предыдущий мятеж — 1831-го года — подавляли в основном регулярные российские войска, а значительная часть крестьян выступала на стороне мятежников (были даже особые косинёрские полки, вооружённые крестьянскими косами, перенасаженными из перпендикулярного держаку положения в продольное). Теперь же крестьяне после краткого выяснения обстоятельств подавили мятежников почти самостоятельно — войска подошли уже к шапочному разбору. Основная масса крестьян в зоне мятежа была русской: при разделе Польши в 1794-м Россия взяла себе в основном земли, когда-то входившие ещё в Киевскую Русь, и только по окончании наполеоновских войн изъяла у Пруссии герцогство Варшавское — скорее ради создания предполья на случай каких-то будущих войн, нежели ради территориального приращения (кстати, в начале XX века бывший министр обороны России Куропаткин отметил неудобство обороны варшавского выступа, и по итогам Второй Мировой войны граница России — СССР — прошла именно по линии, указанной Куропаткиным). Естественно, поляки решили — на случай будущих конфликтов — ослабить находящуюся в пределах Царства Польского часть русских путём отрыва её от основной массы народа.

Через несколько лет польскую идею подхватила Австрия. В 1866-м она проиграла Пруссии войну — по сути (независимо от официальных предлогов) за то, кому предстоит воссоединять вокруг себя всю Германию. Пруссия же отказалась впускать Австрию в новостроящуюся Вторую Германскую империю даже в качестве младшего партнёра: более половины населения Австрии не относилось к германскому народу, а Пруссия, изрядно намаявшаяся с германизацией доставшейся ей части Польши, хотела создать чисто немецкое государство. Австрия оказалась вынуждена направить свою экспансию на юг и восток — в регионы традиционных интересов Российской империи. Объективно она была куда слабее новоявленного соперника (до того австро-российские отношения были довольно дружественными, и в 1849-м Россия даже спасла Австрийскую империю от распада, подавив венгерский мятеж). Пришлось изыскивать неконвенционное оружие. С 1867-го года — одновременно с преобразованием в двуединую Австро-Венгрию — империя принялась усиленно пропагандировать на восточном склоне принадлежавших ей в ту пору Карпатских гор — в Галичине — идею отличия украинцев от остальных русских.

Западный склон Карпат — Подкарпатская Русь — остался почти вне агитации. По легенде, популярной среди подкарпатских русинов, их спас от украинизаторства договор Арпада. Когда мадьяры под его руководством подошли к перевалам Карпатского хребта, русины сомневались: пропускать ли через плотно контролируемые ими горные теснины новое племя, способное резко изменить расклад сил к западу от Карпат. Правда, противостояние в горах грозило изрядными потерями обеим сторонам. Тогда Арпад торжественно поклялся, что он сам и все его потомки сделают всё от них зависящее, чтобы права и обычаи русинов не претерпели от мадьярской активности никакого ущерба. Эта — говоря современными словами — национально-культурная автономия сохранилась и тогда, когда Подкарпатье попало под венгерскую власть, и когда сама Венгрия попала под власть Австрии. Только после распада империи Чехословакия попыталась ассимилировать русинов, чьи земли вошли в состав новообразованной республики. А в 1946-м, когда Джугашвили изъял Подкарпатье у чехов и включил в состав Украинской ССР, местная власть тут же объявила всех русинов украинцами и принялась обучать их украинскому диалекту русского языка, добиваясь забвения собственно русинского — доселе почти не изменившегося по сравнению со “Словом о полку Игореве”.

Но в Галичине украинизаторство развивалось по нарастающей. Прежде всего предоставили режим наибольшего экономического и политического благоприятствования тем русским жителям Галичины, кои соглашались принять свежепридуманное название “украинец” и заявить об отличии украинцев от остальных русских. Затем стали впрямую ущемлять тех, кто с этим названием и отличием не соглашался. Наконец, по ходу Первой Мировой войны значительная часть тех, кто оставался в рамках русской традиции (а это всё ещё было явное большинство населения Галичины) ушла с российской армией (регион несколько раз переходил из рук в руки), а почти всех не ушедших австрийцы сгноили в концлагерях. Самые известные из них — Таллергоф и Терезин. Четырёхтомный сборник воспоминаний тех немногих, кому посчастливилось пережить этот кошмар — “Талергофский альманах” — страшно читать даже после всего, что мы знаем об Освенциме, Дахау и прочих Бухенвальдах: немцы в Первой Мировой войне свирепствовали немногим меньше, чем во Второй.

Попутно строились и новые языки: белорусский и украинский. Технология была проста. Просматривались все диалекты соответствующего региона в поисках слов, не совпадающих с русской литературной нормой или хотя бы звучащих заметно иначе. Если это удавалось, такое слово объявляли исконно белорусским или исконно украинским. Если поиски ничего не давали, слово добывали из польского, немецкого или сочиняли самостоятельно. Правда, все эти новые корни нанизаны на тот же общерусский синтаксис (включая морфологию), так что новоделы всё ещё остаются диалектами русского языка.

Кстати, по методу Сводеша сравнение ключевых русских и украинских слов даёт ориентировочный срок расхождения около 800 лет, что соответствует реальному времени батыева нашествия. Но понятно, что совпадение тут совершенно случайное. В самом деле, если в одном селе говорили “коли” и “жена”, а в другом “когда” и “дружина”, то в итоговый синтетический язык попали “коли” и “дружина”. Если же сравнивать литературный русский с любым из реально бытующих в живом общении местных диалектов (именуемых “суржик” — смесь пшеницы с рожью), то расхождения будут столь ничтожны, что расчётный срок расхождения окажется сопоставим с погрешностью самого метода Морриса Сводеша.

Все усилия по народостроению не помогли. Австрия по результатам Первой Мировой потеряла империю. Первый же послевоенный парламент, избранный в 1919-м, по результатам предвыборной дискуссии постановил воссоединиться с остальной Германией. Пришлось победителям включить в Сен-Жерменский договор статью 88, запретившую воссоединение (после Второй Мировой войны этот запрет подтверждён Государственным договором 1955-го года.

Но Галичине это не помогло. Она оказалась под властью свежевоссоединённой Польши. Поляки угнетали инородцев ничуть не слабее, нежели во времена Жечи Посполитей. И как раньше, старались оторвать доставшуюся им часть русских от остального народа, дабы ослабить сопротивление угнетению. Поэтому пропаганда украинства в Галичине продолжалась с неослабной энергией.

По другую сторону границы — в России, возрождённой под именем Союза Советских Социалистических Республик — идея украинства также нашла благодатную почву в партии большевиков. Те до начала индустриализации страны — до 1927-го — считали необходимой мировую революцию, где Россия будет участвовать в качестве поставщика сырья и пушечного мяса (само решение об индустриализации знаменовало провал надежд на мировую революцию, а самые рьяные адепты этой концепции десятилетием позже были устранены не только политически, но и физически). В странах, ещё не затронутых революцией, власть имущие объявили её продолжением российской имперской экспансии, хотя и под иным наименованием, и пригрозили своим народам тотальной русификацией. Это была наглая ложь: империя тем и отличается от королевства (не помню, кто именно предложил именовать мононациональные страны именно этим древним титулом), что не унифицирует своих граждан, а только предоставляет всем им равные (в пределах сословия, формируемого вовсе не по этническим признакам) права и возможности. Но большевики оказались в ловушке собственной предреволюционной агитации “Россия — тюрьма народов”. Им пришлось срочно изыскивать витрину национальной самобытности. Ни одна из реально бытовавших в стране полутора сот народностей на эту роль не годилась: то слишком малы для наглядной агитации, то и вовсе неведомы за границей. Пришлось строить витрину искусственно — на основе уже известной всему миру польской концепции белорусской и украинской национальной отдельности.

С перипетиями строительства белорусского народа я не знаком. Но некоторую часть грандиозного массива документов, отслеживающих все этапы изготовления украинского народа и украинского языка, видел. С большевистской непреклонностью двигали по этому пути Южную Русь русские Павел Петрович Постышев и Влас Яковлевич Чубарь, еврей Лазарь Моисеевич Каганович, поляк Станислав Викентьевич Косиор…

Участвовала в этом компрачикосстве и немалая часть галичан. Бури Первой Мировой и Гражданской забросили на русские земли довольно многих, чьи мозги уже были изувечены полувеком австрийской агитации. Да и по ходу кампании украинизаторства большевики, обнаружив нехватку квалифицированных мозголомов, пригласили немало галичан на учительство. Прибыл даже главный сочинитель украинской истории Михаил Сергеевич Грушевский, более всего прославленный даже не как первый председатель Центрального Совета, а как фальсификатор множества старинных исторических документов: при их публикации он неукоснительно заменял “русский” на “украинский”.

Но несмотря на всю свою двадцатилетнюю активность, большевики даже при участии уже готовых галичан так и не смогли подогнать население юга Руси под галицкий стандарт. Даже смешение жителей УССР с галичанами после очередного раздела Польши не создало единого народа. И в начавшейся вскоре войне весь народ Украины оказался по одну сторону баррикад, а заметная часть народа Галичины — по другую.

1991.12.01 Галичина захватила Украину и с тех пор не только беззастенчиво живёт за её счёт (реальный поток средств идёт с востока нынешней Украины на запад — как ни пытаются галицкоориентированные власти создать бухгалтерскими ухищрениями иллюзию обратного потока), но и пытается внушить всем жителям колонии ложь, выгодную метрополии. В частности, кампании сноса памятников освободителям и рекламы голодомора — часть галицизации народа. Судя по рыжему бунту, довольно заметная — хотя всё ещё очень далёкая от большинства — часть граждан Украины действительно уверовала в “национально сознательную” фальшивку. Но, похоже, сон разума, порождающий чудовищ, уже проходит. Как предупреждал ещё Абрахам Томасович Линколн, можно вечно обманывать немногих, можно недолго обманывать всех, но нельзя вечно обманывать всех.

Оригинал здесь.