Честь, долг и совесть …

(Э.Н.Гиацинтов и его записки)

ЭТОТ человек родился в Царском Селе, жил в Петербурге на Крюковом канале и Екатерингофском проспекте, учился в Николаевском кадетском корпусе на Офицерской и в Константиновском артиллерийском училище на Забалканском… А завершил жизнь свою отнюдь не в России, а в далеком Нью-Йорке… Он был среди тех, кто в результате катаклизмов революции и гражданской войны, кровавой братоубийственной рубки расстался с Отчизной, но навсегда сохранил Россию в сердце своем, не изменил истинно русскому характеру и утверждал доброе имя нашего соотечественника вдали от родных рубежей.
Жизненный путь Эраста Николаевича Гиацинтова во многом типичен для людей его круга. Прекрасная дворянская семья, заботливые родители, любящие братья и сестры. Рассказы о деде-генерале, отважном ветеране русско-турецкой и кавказских войн, трагическая гибель брата-мичмана в Цусимском сражении. Корпус, училище, производство в офицеры в 1914 г., фронт Первой мировой, шесть боевых орденов, два досрочных повышения в чине за отличие…
“По характеру сердечный, откровенный и общительный, всегда весело и бодро настроенный юноша. Религиозный, к мерам нравственного воздействия восприимчив. С товарищами живет очень дружно”, – читаем о нем в корпусном журнале. “В бою инициативен, прекрасно ориентируется, не уклоняется от опасности… Безукоризненно честен и правдив, хорошо воспитан, хороший товарищ”, – отмечается в его служебной аттестации{1} .
Народная артистка СССР Софья Владимировна Гиацинтова приходилась Эрасту Николаевичу двоюродной сестрой. В сентябре 1917 г. они обвенчались. Брак этот не оказался долгим и счастливым, но оба до конца дней своих сохранили друг к другу самые добрые и нежные чувства.
“У него были темные блестящие глаза с японски поднятыми кверху уголками, красивые руки с тонкими пальцами, удивительно стройная для мужчины талия и длинные-предлинные ноги, за которые в детстве он получил кличку Баскервильская, – вспоминала С. В. Гиацинтова. – Эрик был умен и смешлив, трудолюбив и ко всему способен – к точным наукам и музыке, к иностранным языкам и спорту. При свойственной ему задумчивости он обладал, не изменявшим ему
[5]
никогда чувством юмора. Но главным в Эрике были ответственность, смелость (все трудное он как бы между прочим всегда брал на себя) и понятие чести – Родины, полка, семьи, женщины. Я никогда не встречала менее эгоистичного и более мужественного человека, никогда не видела такого строгого подчинения высочайшим моральным устоям. И при этом какая скромность – я часто наблюдала, как люди поначалу не замечают его среди других, а потом выделяют и не могут от него оторваться. Его нельзя было обмануть, запутать – не потому, что он был проницательнее остальных, просто всякая фальшь отторгалась от него, не задевая”{2} .
Потом пришла гражданская война, служба в Добровольческой армии – в легендарной Марковской артиллерии. “За все время службы в управлении дивизиона штабс-капитан Гиацинтов всегда отличался примерным исполнением возлагаемых на него поручений. Команда разведчиков управления дивизиона была поставлена им на должную высоту и исполняла не только чисто артиллерийские, но часто и кавалерийские задачи, до конных атак включительно, причем всегда с выдающимся успехом”, – говорилось в одном из приказов по 2-му дивизиону Артиллерийской генерала Маркова бригады{3} .
Ноябрь 1920 г., Крымская эвакуация. Россию покидает около 135 тыс. человек, в том числе почти 70 тыс. офицеров и солдат. Они не предполагали, что покидают Родину навсегда, считали, что это не эмиграция, а лишь “эвакуация”. В их числе был и 26-летний подполковник Эраст Гиацинтов. Потом была тяжелая, полная унижений двухлетняя служба в качестве рядового и капрала во Французском иностранном легионе на Ближнем Востоке, учеба в Русском университете (Политехническом институте) в Праге, получение диплома инженера-химика, работа на заводах Франции и Австрии.
В годы Второй мировой войны Э. Н. Гиацинтов не служил в нацистских или пронацистских вооруженных формированиях и административных учреждениях. Он трудился на химическом заводе в Линце и сам лишь чудом избежал концентрационного лагеря за противодействие воинствующему русофобству нацистов. С. В. Гиацинтова вспоминала, что встречалась после войны с людьми, которым Э. Н. Гиацинтов спас жизнь. Она узнала, как “он спасал советских военнопленных и как суживался вокруг него опасный круг и как пришли американцы”{4} . В соответствии с решениями Ялтинской конференции 1945 г. американцы и англичане обязаны были выдать представителям СССР всех советских людей (как военнопленных, так и гражданских лиц), оказавшихся в союзнической зоне оккупации. Э. Н. Гиацинтов, владевший немецким, французским, английским и несколькими славянскими языками и свободный от подозрений в связях с нацистами, был принят переводчиком в лагерь так называемых “перемещенных лиц” и разнообразными способами помогал
[6]
своим соотечественникам избежать участи быть насильно выданным советским репатриационным комиссиям и оказаться под очевидной угрозой нового заключения, но уже на Родине. По воспоминаниям детей Э. Н. Гиацинтова, а также многих других русских эмигрантов, он пользовался большой любовью и уважением “перемещенных лиц”, которые даже добровольно организовали его охрану с целью предотвращения похищения советскими спецслужбами – а это практиковалось в те дни на территории Ачстрии и в приграничном Линце в особенности.
В справке, выданной Э. Н. Гиацинтову полицейским управлением Линца 15 февраля 1951 г., отмечалось, что “он показал себя наиболее интеллигентным и полезным переводчиком с русского, французского, немецкого, английского, чешского и других славянских языков”.
В конце 1951 г. во время хлопот для получения визы на въезд в США американской администрацией получены были различные документы, свидетельствующие, о гуманной, антинацистской позиции Э. Н. Гиацинтова во время войны, о том, что он находился под реальной угрозой ареста и заключения в концентрационный лагерь{5} .
После переезда в США семья Гиацинтовых проживала в Сиракузах (штат Нью-Йорк), а в 60-е гг. переселилась в штат Нью-Джерси. В Сиракузах Э. Н. Гиацинтов долгое время был старостой православной церкви, пользовался большим уважением среди эмигрантов и местного населения. Скончался Эраст Николаевич 18 января 1975 г. после тяжелой болезни и был погребен на кладбище Свято-Троицкого православного монастыря в Джорданвилле (штат Нью-Йорк).
Жена Э. Н. Гиацинтова, Зоя Сергеевна (1903-1970), урожденная Мартынова, дочь полковника императорской армии, родила ему трех сыновей, проживающих ныне в штате Нью-Джерси. Старший, Кирилл, крупный бизнесмен, президент компании “ДРГ Интернэйшнл”, ведущей уже более 20 лет совместно с советскими учеными важные работы в области медицинской и фармацевтической промышленности{6} . Средний, Николай, известный ученый-биохимик, профессор Нью-Йоркского университета. Младший сын, Сергей, по образованию антрополог. Все они родились вдали от России, но были воспитаны в любви и уважении к Отечеству, его истории, культуре, религии, а сами в свою очередь постарались привить эти чувства своим детям.
Литературное творчество, особенно написание мемуаров, являлось неотъемлемой частью культурной среды русского зарубежья, постепенно уходившей в небытие на Родине и пытавшейся как-то приютиться на чужбине. Чувство долга, ответственности перед предками и будущей Россией заставляло браться за перо, чтобы рассказать потомкам и всем соотечественникам “о времени и о себе” – тем более, если речь шла о катастрофических событиях новейшей российской
[7]
истории. И они писали и писали – бывшие полковники и генералы, ротмистры и штабс-капитаны, юнкера и поручики. Оставил воспоминания и подполковник Эраст Николаевич Гиацинтов…
В 1926 г., будучи пражским студентом, он написал мемуары о памятных событиях на Юго-Западном фронте в 1917 г. и о своей службе во Французском иностранном легионе в 1921 -1922 гг. Тр,и толстые коленкоровые тетради с рукописью этих воспоминаний были переданы автором в Русский Заграничный исторический архив. Архив этот был основан в Праге в 1923 г. в целях сбора и хранения различных документов о революции, гражданской войне, русской эмиграции. Более чем из сорока стран мира на протяжении двух десятков лет поступали в этот архив материалы, которые не предполагалось предавать гласности до полной победы над большевиками.
В 1945 г., когда Красная Армия вошла в Прагу, архив был захвачен подразделениями советской военной контрразведки “Смерш”, опечатан и вывезен в Москву. Длительное время документы его использовались в основном в оперативно-розыскных целях карательно-репрессивными органами. Лишь в 1988 г. были сняты ограничения на использование исследователями документов бывшего Пражского архива, которые теперь рассредоточены по нескольким центральным государственным архивам страны.
Видимо, догадываясь о судьбе своих пражских тетрадок, Э. Н. Гиацинтов на склоне лет, в начале 70-х годов, подготовил для сыновей и внуков мемуары о всей своей жизни, начиная с первых впечатлений детства. Эти воспоминания были записаны им с голоса на диктофон.
Тот факт, что автор этих строк, приступив к работе с фондами бывшего Пражского архива после из рассекречивания, среди многих тысяч документов сразу же обратил внимание на воспоминания Э. Н. Гиацинтова, вовсе не был случаен. Дело в том, что его бабушка, Нина Львовна Корчинская (1896-1987), урожденная Цеге фон-Мантейфель, была двоюродной сестрой Эраста Николаевича по материнской линии и троюродной – по отцовской, много рассказывала об их детстве и юности, не располагая, однако, информацией о судьбе своих родственников в эмиграции. Выявление рукописей Э. Н. Гиацинтова 1926 г.{7} дало толчок к новым изысканиям – в Центральном государственном военно-историческом архиве СССР, Центральном государственном архиве литературы и искусства СССР, в личном архиве И. М. Родионова, племянника С. В. Гиацинтовой, а во время пришедшейся весьма кстати научной командировки в США – в личных архивах сыновей Э. Н. Гиацинтова. Были подготовлены сюжеты для программы Ленинградского телевидения “Монитор” (28 сентября и 30 октября 1990 г.), появилась возможность осуществить и данное издание.
Публикуемые в этой книге воспоминания представляют, несомненно, как чисто исторический, так и общекультурный интерес.
[8]
Пражские тетрадки Э. Н. Гиацинтова вообще не имеют аналогов в отечественной мемуаристике по обилию фактического материала о неизвестных или малоизвестных событиях 1917 г. и русской эмиграции.
Первая тетрадь позволяет глубже понять гибельные для русской армии процессы в период от Февраля к Октябрю, в ней дается яркая характеристика настроений фронтовиков, прежде всего кадрового офицерства, значительная часть которого сыграла затем видную роль в гражданской войне как на той, так и на другой стороне. Но не в этом, конечно, уникальность данных воспоминаний. Дело в том, что основное внимание в них уделено обстоятельствам подавления антиправительственных выступлений Юго-Западного фронта в июле 1917 г., в которых волею судеб довелось принять деятельное участие автору. “Дабы не навлечь ни на кого карающей десницы советской власти”, Э. Н. Гиацинтов зашифровал записки, лишь буквами обозначив названия воинских частей и фамилии офицеров. Изучение и сопоставление материалов различных архивов позволило произвести полную дешифровку рукописи. В частности выяснилось, что речь идет об уходе с боевых позиций 46-й пехотной дивизии и особенно о выступлении входившего в эту дивизию 181-го Остроленского полка. Именно этот полк в конце концов подвергся артиллерийскому обстрелу командуемой автором батареи. В необозримом море научной и мемуарной литературы о русской армии 1917 г. этот сюжет остался совершенно не освещенным, меж тем как сообщаемые Э. Н. Гиацинтовым сведения о потерях “бунтовщиков” (154 человека, из коих 48 убито) свидетельствуют, что эта карательная операция значительно превосходит по своим трагическим результатам все, известные до настоящего времени.
В двух других пражских тетрадках Э. Н. Гиацинтова – “Белые рабы. Воспоминания капрала о жизни русских в иностранном легионе”. Посвящены эти записки одному из белых пятен трагической истории русской эмиграции первой волны – службе эмигрантов (а их было около 10 тысяч!) во Французском иностранном легионе, этом “добровольном рабстве”. Беспросветная нужда и лишения, туманные перспективы, стремление заработать на кусок хлеба своим профессиональным воинским мастерством, а то и жажда приключений – все это толкало бывших белогвардейцев идти в легион, заставляло полковников вставать в строй рядовыми и подчиняться беспрекословно французским сержантам, а то и ефрейторам. При этом наши соотечественники были часто лишены даже тех прав, которые предоставлены французским солдатам. Однако добросовестное отношение русских людей к любому, пусть даже самому черному труду, их сплоченность, взаимовыручка, природная смекалка и неистощимые способности чрезвычайно поражали как население заморских провинций, так и французов. Поражало и вызывало удивление неистребимое чувство собственного достоинства, верность долгу, патриотизм. Эраст Гиацинтов оказался одним из счастливчиков, вырвавшихся, пусть и с расшатанным здоровьем, из этого
[9]
“добровольного рабства”. А сколько обманутых бессовестными авантюристами русских умерло от тропических болезней, растерзано в пустыне бедуинами, расстреляно или отправлено на каторгу французскими военно-полевыми судами!
И об этой трагедии соотечественников российский читатель практически ничего не знал. Записки Э. Н. Гиацинтова в значительной степени восполняют этот пробел.
“Моим детям и внукам” – так условно озаглавлены в настоящем издании воспоминания, записанные на диктофон в самом конце жизни. Это – увлекательное повествование, рассказанное доверительным языком. И начинается оно, как и положено, с родословной, с рассказа о семье, родителях, бабушках и дедушках, близких и любимых людях, многочисленных родственниках. Строгий столичный Петербург, старая добрая Москва, дворянская усадьба в Лаптеве, кадетские шалости и юнкерские проказы… И через все годы детства, отрочества, юности красной нитью проходит привитое в семье чувство долга, глубокой ответственности перед Родиной, предками и потомками. И если Гиацинтов-старший, имея право по должности на собственный салон-вагон, считает совершенно необходимым покупать в этот вагон Для членов семьи билеты 1-го класса, никакими контролерами не проверяемые, то Гиацинтов-младший скупо и лаконично рассказывает о подвиге, за который он был представлен к ордену Святого Георгия, и искренне убежден, что проведенная под его началом фантастическая по дерзости конная атака восьми марковцев-артиллеристов на красный батальон – “никакое не геройство, а выполнение своего воинского долга и ничего больше”.
“Для русских военных служилых людей Россия была не только нагромождением земель и народов, одной шестой и прочее, а была для них Россия отечеством духа, – писал генерал А. В. Туркул. – Святые очи России всегда смотрели на своих верных солдат. Россия была такой необычайной и прекрасной совокупностью духа, духовным строем, таким явлением русского гения в его величии, чести и правде, что для русских военных людей она была Россией-Святыней”{8} . Для Эраста Гиацинтова, как для многих и многих других, любовь к Родине была тождественна неукоснительному исполнению воинского долга, следованию высоким нравственным принципам православной церкви, преданности престолу. Конец России, по их мнению, начался вовсе не в Октябре, а после свержения царизма и гибельного для страны разложения армии. И не случайно автор не сразу вступил в Белое движение. Он считал, что его возглавили люди, которые не были кристально чистыми перед Отечеством весной 1917 г., не сделали все, что могли, для предотвращения российской катастрофы. Не сразу такие люди, как Гиацинтов, осознали, что Белое движение – единственная реальная сила в борьбе со всеобщим развалом, и без колебаний присоединились к нему.
Можно по-разному относиться ко взглядам автора, для которого
[10]
монархизм был не столько политической, сколько непреклонной нравственной позицией, возможностью честно служить Отечеству, не изменяя своим убеждениям. И не случайно, что для него было главным передать потомкам не политические взгляды и оценки, а нравственные принципы, духовность, следование, как писала С. В. Гиацинтова, высочайшим моральным устоям. И ему удалось это передать своим детям. “Я счастлив, что у меня такие сыновья”, – без тени сомнения мог писать он незадолго до смерти о Кирилле, Николае и Сергее Гиацинтовых.
В воспоминаниях Э. Н. Гиацинтова, особенно в работе “Моим детям и внукам”, есть, разумеется, неточности и фактические ошибки, которые по мере возможностей были исправлены в комментариях. Автор мемуаров старался быть предельно точен, но память не могла его не подводить в отдельных деталях. Но не вызывает сомнения искренность Гиацинтова, честность и правдивость в описании имевших место событий. Что же касается мемуаров о 1917 г., то изучение материалов различных архивных фондов ЦГВИА СССР выявило весьма высокую степень и фактической точности автора. Есть все основания предполагать то же самое и в отношении воспоминаний о Французском легионе, написанных тогда же, в 1926 году, причем о более близких по времени событиях – хотя их в меньшей степени удалось сопоставить с соответствующими архивными документами.
Особо стоит сказать о публикуемых письмах Э. Н. Гиацинтова С. В. Гиацинтовой, которые представляют немалый интерес для понимания феномена русской эмиграции первой волны. Он писал эти письма в конце своей долгой и трудной жизни, писал из далекой Америки на Родину самому близкому там для себя человеку. И Софья Владимировна была для Эраста Николаевича в этой переписке, по-видимому, не просто любимой кузиной и даже не просто незабываемой любовью его юности, а олицетворяла боготворимую им Россию, отрезанную от него навсегда. “Ты пишешь, что нас разделяют океаны. Я думаю, что мы живем в разных мирах. Ты не ближе от меня, чем если б Ты жила на Венере или на Марсе. Все это сделала человеческая подлость”. И рассказывая о себе Софочке, он как бы исповедуется перед Родиной, отчитывается в выполнении своего долга. И не случайно красной нитью через его письма приходит мысль о том, что то, что он сделал много лет назад, он бы повторил, даже зная печальные последствия: “Если бы часовая стрелка передвинулась бы на 50 лет назад, я бы снова повторил то, что когда-то сделал, ничего не изменив в своей судьбе… Что касается меня, то, даже зная все катастрофы я не мог и не смел поступить иначе. По крайней мере я уйду из этой жизни, а это, вероятно, будет скоро, с чистой совестью. На мне нет никакого пятна…”
Да, совесть Эраста Николаевича Гиацинтова была, чиста. Чиста перед Отечеством, перед знавшими его людьми в России и в зарубежье, перед начальниками и подчиненными, перед сыновьями и внуками, перед любимой женой Зоей Сергеевной, которая на смертном
[11]
одре вспоминала, что он за 44 года совместной жизни на нее “даже голоса не возвысил”.
Таким людям было невыносимо тяжело без России… Но было ли легко России без них? Без их непоколебимых принципов чести, личного достоинства, без их благородства, их восприимчивости к чужому горю, их внутренней и внешней культуры, заложенного предками глубокого уважения к труду…
“Мы вернемся, мы вернемся в Россию”, – стонали они в Париже и Сан-Франциско, Белграде и Харбине, Риге и Нью-Йорке, Каире и Варшаве.
И вот они возвращаются – в своих книгах, дневниках, воспоминаниях. И как хочется верить, что даже такое возвращение поможет нашей огромной больной и бедной сегодня стране, поможет ее гражданам стать чище, духовнее, порядочнее.
Большую помощь в выявлении необходимых для настоящего издания документов оказали администрация и сотрудники Центрального государственного архива Октябрьской революции, высших органов государственной власти и государственного управления СССР, Центрального государственного военно-исторического архива СССР, Центрального государственного архива литературы и искусства СССР. Выявление материалов в США было бы невозможным без помощи профессора Ричарда Бидлака и приглашения администрации Университета Вашингтона и Ли (г. Лексингтон, Вирджиния). Ценнейшие документы из своих частных коллекций предоставили москвичи Иван Михайлович и Никита Владимирович Родионовы, безвременно скончавшаяся Софья Михайловна Родионова, Николай Эрастович Гиацинтов (г. Таллинн), а также доктор Кирилл Гиацинтов и профессор Нью-Йоркского университета Николай Гиацинтов.

[12]
——————————————————————-
{1}Бортневский В. Рабами не стали. Неизвестные страницы трагической истории русской эмиграции первой волны // Учительская газета. 1989. 5 октября.
{2}Гиацинтова Софья. С памятью наедине. М., 1989. С. 461-462.
{3}Выписка из приказа от 7 июля 1920 г., с. Михайловка // ЛАКГ.
{4}Гиацинтова С. В. Записки. Воспоминания. С. 761 // ЛАР.
{5}Личные архивы Кирилла и Николая Гиацинтовых / г. Маунтэнсайд, штат Нью-Джерси, США /.
{6}Поиск, 1989. № 26. С. 7.
{7}ЦГАОР СССР. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 309-311.
{8}Туркул А. В. Дроздовцы в огне. Белград, 1937, с. 91-92.